Антван опустился на колени возле пристеночного столика, открыл какую-то дверцу, поставил сундучок внутрь и снова закрыл.

С танцпола внизу по-прежнему доносился визг и вопли.

– Сколько у тебя там девчонок? – спросил Г. Д.

– Девятнадцать и Серена за кассой.

– Ла Квин сегодня выступает?

– Да. – Антван улыбнулся. – Хочешь ее видеть?

– Скажи, пусть поднимется ко мне и кое-что мне покажет.

Не успел Антван выйти, как в кабинете появился еще один чернокожий в рубашке из вельветина. На одной руке у него был большой шрам.

– Кто этот белый ублюдок? – спросил он, хмуро поглядев на нас.

– Никто. Просто пришел в гости. Давай лучше взглянем, что там у тебя.

Негр со шрамом достал небольшой серебристый пистолет.

– Хорошо. Он сопротивлялся?

– Почти нет, босс.

Г Д. опустил пистолет в прорезь на крышке бочки, потом достал из кармана халата пригоршню банкнот и протянул негру со шрамом:

– Вот, возьми. – Они легонько стукнули кулак о кулак, после чего негр со шрамом ушел, и Г. Д. повернулся ко мне:

– Значит, ты работаешь на Рейни?

– Нет.

– Врешь.

Я пожал плечами.

– Моя тетка сказала – она разговаривала с тобой сегодня.

– Она разговаривала главным образом с Джеем. Я оказался рядом случайно.

– Чего она от вас хотела?

– Денег.

– Верно. Но она – старая, глупая женщина. Она сделала одну ошибку.

– Какую же?

– Назвала не ту цифру.

Я промолчал.

– Я сказал – она назвала не ту цифру. Она потребовало слишком мало.

– Понятно.

– Ты не уважаешь моих чернокожих братьев?

– Уважаю.

– Ты ненавидишь негров?

– Нет.

– Ты считаешь, они должны оставаться нищими и дохнуть от СПИДа и прочего дерьма?

– Нет.

– Может быть, ты считаешь негров глупыми?

– Нет.

– А вот мне сдается, ты считаешь всех чернокожих кретинами. Похоже, у тебя сложилось предубеждение против моих братьев.

– А я уверен – у тебя сложилось очень сильное предубеждение против белых.

– Ты ненавидишь черных.

– Нет.

– Ты ненавидишь их, потому что они выше тебя!

– Нет.

– Тебе не нравится сексуальная доблесть моих черных братьев.

– Очень нравится.

– Черные тебе омерзительны.

– А тебе омерзительны белые? – спросил я. Г. Д. резко выдохнул через нос:

– Да!

– И ты ненавидишь белых?

– Да, я их ненавижу.

Вот и поговорили, подумал я.

Дверь кабинета снова открылась, и внутрь заглянула какая-то девушка. Губы у нее были выкрашены в желто-оранжевый цвет, напоминавший расцветку нью-йоркских такси. Такого же цвета были туфли на высоких каблуках, трусики-«шнурочки» и отделанный бахромой лифчик.

– Иди сюда. Ла Квин.

– О, я знаю, что ты хочешь! – пропищала Ла Квин тонким, счастливым голосом, и я догадался, что тут не обошлось без маленьких таблеточек, которые делают голос человека высоким и счастливым. Потом Ла Квин увидела меня:

– Это кто?

– Просто один белый придурок, который сам не знает, что делает.

– Хочешь развлечься, Г. Д.?

– Иди ко мне, девчонка. Как говорил мой папаша, ты выглядишь лучше, чем банковский чек.

Ла Квин игриво покосилась на меня:

– Эй, не смотрите, мистер.

Но я все равно смотрел – не мог не смотреть. Ла Квин опустилась на колени между огромными, дряблыми ляжками Г. Д., который распахнул иолы халата. Впрочем, мне с моего места было видно лишь похожую на виолончель коричневую спину Ла Квин, ее сдвинутые вместе лодыжки и торчащие каблуки.

– Не спеши, детка. – Г. Д. взял девушку за подбородок и заставил приподнять лицо. – Тебе нравится эта штука, не так ли? Тебе нравится мой першинг?

– Очень нравится, Г. Д.

– Скажи это, детка. Скажи: мне нравится твой «першинг».

– Мне нравится твой «першинг», Г. Д., он меня заводит. Ты мой лучший негр, Г. Д. Дизель.

Г. Д. снова прижал Ла Квин к своей промежности и посмотрел на меня поверх ее поднимающейся и опускающейся головы.

– Моя тетка казала – ты заставил моего дядю Хершела работать в мороз и из-за этого с ним приключился сердечный приступ. Все, кто был знаком с моим дядей, знали, что у него больное сердце.

– Я здесь ни при чем. Хершел работал на Джея Рейни.

Г. Д. принялся притопывать ногой, выбивая какой-то неспешный ритм, и я увидел пистолет, прикрепленный ремнями к его лодыжке.

– Это – не – имеет – значения. Рейни – платит – тебе.

– А мне кажется…

Г. Д. посмотрел на меня, обнажив в улыбке свои золотые коронки.

– Тоже хочешь минет?

– Нет, спасибо, – сказал я так спокойно, как только смог.

– У тебя такой вид, словно… Эй, похоже, тебе это правится, чувак! Я по глазам вижу. – Он бросил взгляд на курчавую головку Ла Квин. – А выглядит очень аппетитно, верно?

– Нет, спасибо, – повторил я.

– Что?! Тебе не нравится моя женщина?

– Нет, почему же… Просто я…

– Недостаточно хороша для тебя, а?…

– Я этого не говорил.

– Может быть, для тебя она слишком черная?

– Нет.

– Понимаешь, чувак, белые парни, как ты, боятся черных женщин. А белые женщины очень любят черных парней. Черные женщины не интересуются белыми. Все они хотят только черных, понятно? И китаянки, и латинки – они тоже хотят только черных. Однажды попробовав черного, женщина никогда не вернется к белому, дружище. – Г. Д. властно опустил мясистую руку на затылок Ла Квин, погладил и с ненавистью посмотрел на меня. – Может быть, тебе самому нужно попробовать, чтобы поверить? Я могу попросить Ла Квин – она обработает тебя, когда закончит. Может быть, ей не захочется, но она сделает это, правда, детка?…

Ла Квин, рот которой был занят, кивнула и издала какой-то утвердительный звук.

– Тогда ты сможешь судить об этом сам, чувак. Я не ответил. Каждый из нас жил в своем кино, хотя оба фильма были жуткими. Г. Д. шепнул Ла Квин:

– Здесь поосторожней, детка.

Потом он поднял на лоб свои идиотские очки и уставился на меня необычайно маленькими, внимательными глазками, утонувшими в черных подушках щек.

– Моя тетка сказала, что дядю Хершела нашли примерзшим задницей к бульдозеру. Он замерз насмерть! Как это могло случиться, чувак? Как черный парень мог замерзнуть?! Это, знаешь ли, ни в какие ворота не лезет. Не иначе, здесь что-то нечисто, и мы обязательно найдем этого Поппи, или Попая [22] , или как там зовут этого придурка. – Г. Д. внезапно наклонился, вытащил свой пистолет и направил на меня.

– Просто руки чешутся кого-нибудь убить, – заявил он. – Белые люди никогда не платили дяде Хершелу сколько положено. Он работал на этой земле лет тридцать, но так ни хрена и не заработал. – Свободную руку Г. Д. опустил на плечо Ла Квин, заставляя девушку сбавить темп. – Я требую компенсации. Вам с Рейни придется раскошелиться. Мне сказали – эта земля была продана за четырнадцать миллионов долларов.

– Тебе сказали неправильно.

– Заткнись и не перебивай. Я хочу получить триста…

– Этот вопрос надо решать не со мной.

– Тысяч долларов. Нет, мистер Уайет, я думаю – ты именно тот, кто нам нужен. Я просто уверен в этом. Мы следили за тобой, мы знаем, где ты живешь, мы знаем, где находится новый дом твоего дружка Рейни. Вы у нас под колпаком, чувак.

Я от души надеялся, что он блефует – хотя бы отчасти.

– И тем не менее, – сказал я, – тебе лучше поговорить об этом с самим Рейни.

Г. Д. хрипло застонал и, запрокинув голову назад, уставился выпученными глазами в потолок.

– Давай, Ла Квин, давай, сестренка!

Девушка задвигалась чаще, быстрее.

– Соси! – выкрикнул Г. Д. Нажав Ла Квин на затылок обеими руками, так что пистолет оказался где-то возле ее уха, он прижал ее голову к своим ляжкам с такой силой, что девушка задергала ногами, задыхаясь. Колени Г. Д. задрожали от наслаждения, и когда наступил кульминационный момент, он откинулся назад и поднял над головой пистолет.